Внутренние помещения, создаваемые обоими архитекторами, были предназначены, перефразируя Гиббона, скорее для показного эффекта, чем для пользы. Модернизм в исполнении Ле Корбюзье был модернизмом для глаза. Технологии, которые являются фундаментом для всего внешнего, которые управляют повседневной жизнью людей, его совсем не интересовали. Если дом выглядел гладким и обтекаемым, то есть современным, то цель достигнута.
Если электрические розетки устроены так, что жильцы не могут подключить к этому продукту эпохи лампу, — это тоже модерн; если отсутствует плинтус — это проявление стиля стримлайн, пусть при этом швабры и пылесосы оставляют следы на стенах. Подобно архитекторам барокко, модернисты используют мебель в качестве составной части общего замысла проекта дома, а не в качестве предметов для коммуникации или удобства жильцов.
Если у кресла новая форма — это хорошо, несмотря на то что оно кажется слишком низким и узким; если стол выглядит хорошо, то не обязательно задумываться над тем, что он слишком тяжел и его трудно передвинуть в нужное место. Удобство, польза, функциональность — все это не входило в сферу интересов архитекторов, хотя никогда прежде не говорилось о пользе и совершенно новом стиле жизни так часто, как в эпоху модернизма.
Можно допустить, что пример Ле Корбюзье является крайним проявлением тенденции, но невозможно переоценить его огромного влияния.
Схема открытой планировки павильона «Эспри Нуво» встретила всеобщее одобрение. Павильон повсеместно копировали, но по причинам, имеющим малое отношение к искусству, политическим или философским убеждениям. То, что архитекторы, работающие в сфере гражданского строительства, принадлежали к школе модернизма, играло незначительную роль.
Более важно было то, что после войны ощущался крайний недостаток жилого фонда, разрушенного двумя мировыми войнами. На первый план вышла главная задача — построить большое количество жилья для рабочего класса в густо населенных городах, стремление к достижению максимума условий для сохранения здоровья и комфорта при минимальных затратах пространства. В это же время стоимость земли и строительства резко повысилась (в Европе после Первой мировой, а в США после Второй мировой войны), потому дома стали меньше.
Если электрические розетки устроены так, что жильцы не могут подключить к этому продукту эпохи лампу, — это тоже модерн; если отсутствует плинтус — это проявление стиля стримлайн, пусть при этом швабры и пылесосы оставляют следы на стенах. Подобно архитекторам барокко, модернисты используют мебель в качестве составной части общего замысла проекта дома, а не в качестве предметов для коммуникации или удобства жильцов.
Если у кресла новая форма — это хорошо, несмотря на то что оно кажется слишком низким и узким; если стол выглядит хорошо, то не обязательно задумываться над тем, что он слишком тяжел и его трудно передвинуть в нужное место. Удобство, польза, функциональность — все это не входило в сферу интересов архитекторов, хотя никогда прежде не говорилось о пользе и совершенно новом стиле жизни так часто, как в эпоху модернизма.
Можно допустить, что пример Ле Корбюзье является крайним проявлением тенденции, но невозможно переоценить его огромного влияния.
Схема открытой планировки павильона «Эспри Нуво» встретила всеобщее одобрение. Павильон повсеместно копировали, но по причинам, имеющим малое отношение к искусству, политическим или философским убеждениям. То, что архитекторы, работающие в сфере гражданского строительства, принадлежали к школе модернизма, играло незначительную роль.
Более важно было то, что после войны ощущался крайний недостаток жилого фонда, разрушенного двумя мировыми войнами. На первый план вышла главная задача — построить большое количество жилья для рабочего класса в густо населенных городах, стремление к достижению максимума условий для сохранения здоровья и комфорта при минимальных затратах пространства. В это же время стоимость земли и строительства резко повысилась (в Европе после Первой мировой, а в США после Второй мировой войны), потому дома стали меньше.
